Аргаррон улыбнулся. Еще шаг — и он станет богом-претендентом, тем, кем хотел. Гаррак падет тут же, едва Аргаррон переступит порог его Цитадели. Новый хозяин Тьмы пинком отправит сонного божка в Тартар, где, собственно, и место таким слабакам, как он.

«Я всё там перестрою на свой вкус, — думал архидемон. — И я не остановлюсь ни перед чем, чтобы достичь этой высоты».

Он размахнулся и ударил косой по кристаллу. Тот издал тревожный звон, а волна магической отдачи заставила Радужный Город содрогнуться.

— Остановись, безумец! — Архимаг Лоарин, на ходу складывая белоснежные крылья, едва не рухнул рядом с Аргарроном. — Ты сам не знаешь, что делаешь!

— О нет, Лоарин! — Архидемон расхохотался. — Аргаррон знает, что делает! Ты должен радоваться: я не возьму твою жалкую жизнь и жизни твоих подданных! Я возьму энергию Радужных кристаллов, которая столетиями лежала без дела!

— Радужный Город без них упадет в Великую Бездну! — теряя свое всегдашнее спокойствие, крикнул Архимаг. — Ты всех погубишь!

— Ты мне сердце разбиваешь, — поморщился Аргаррон. — У кого крылья есть, спасутся, а на остальных плевать.

— Я не позволю тебе! — Лоарин поднял свой посох. — Пусть даже ценой жизни!

— Мне почти жаль тебя, старый враг. — Аргаррон сделал свою ухмылку снисходительной. — Но это уже не в твоих силах. Ты своей нерешительностью сам выкопал себе могилу.

С этими словами архидемон повернулся к кристаллу и снова замахнулся…

Анна не могла больше думать ни о чем, кроме как о жутких ранах крылатых защитников Радужного, которых таскали к ней в госпиталь. Она боялась представить себе, в каком состоянии несут к целителям, если к ней попадают столь изуродованные войной существа. Иногда это были совсем молодые квостры, почти дети, и Анна уже не могла сдерживать слезы, перебинтовывая очередную жуткую рану от когтя или лезвия, вскрывая и промывая гнойные нарывы, оставленные заклятиями Тьмы.

Перед ней положили старого квостра, из груди которого торчал оплавленный обломок черного ятагана.

— К целителям, — сказала Анна. — Если я вытащу лезвие, кровь хлынет в легкие.

— Не… утруждайтесь… — Старик приоткрыл глаза. — Я всё равно умру, я сгорел…

— Глупости, отец, — сказала Анна. — Целители поставят тебя на ноги…

— Заклинание… омоложения спадает… Целители не помогут.

— Я не понимаю.

— Скажи… своему сыну… что он молодец… — Старик взял ладонь Анны в руки. — Передай… старый Ломдар-Каюн… гордился им…

Квостр закашлялся, сплевывая кровь, после чего затих. Тело странно засветилось, стало иссушаться, и вскоре на руках у Анны остался скелет, одетый в изорванную и окровавленную мантию.

Из оцепенения ее вывел крик молодого квостра, похожего на Ростислава:

— Врачеватель!..

Женщина выпустила скелет из рук и посмотрела туда, куда указывал помощник.

В палатку вошли трое в кричаще-малиновых доспехах, с перепончатыми крыльями за спиной. Анна похолодела: как ей объясняли до боя, это были воины Хаоса — злобные и беспощадные, иногда в своей жестокости превосходившие даже демонов Тьмы.

— Погляди-ка! — расхохотался ближайший. — Чем это они тут занимаются!

— По-моему, тут стараются испортить нашу с тобой работу! — отозвался второй. — Что-то тут холодно, не находишь?

— Я тебя понял! — Первый опять расплылся в клыкастой улыбке, после чего поднял руки, на которых начал формироваться шар алого огня.

Анна смотрела, как огненный шар в когтистых руках медленно растет и как раненые рядом с вошедшими начи нают стонать от нестерпимого жара.

— Пошли прочь! — крикнул один из санитаров, бросившись вперед с коротким кинжалом.

В следующий миг его пронзил клинок одного из воинов, а шар огня был брошен на пол. Похожий на Ростислава санитар, имени которого Анна так и не успела спросить, протянул к ней руку, с которой коротко сверкнуло белым, после чего он исчез в волне огня.

До слуха Анны донеслись ужасные крики горящих заживо квостров, после чего огненная буря, в мгновение ока охватившая санитарную палатку, настигла и ее…

Лия без сил упала неподалеку от кристалла, где ее отец намеревался принять последний бой со своим заклятым врагом. Ворожея встала, опираясь на стену какого-то дома, растирая по лицу злые слезы. Она больше не строила иллюзий: даже драконы не изменили исхода битвы у стен Радужного. Уже то тут, то там к стенам прорывались отдельные группы врагов, и чем дальше, тем больше их было.

Пол под ногами содрогнулся, и Лия вздрогнула, когда поняла, что это значило. Аргаррон хотел разбить первый из кристаллов.

«Ауррин, не допусти!..» — мысленно взмолилась ворожея, пробираясь вперед.

От стены донесся грохот очередного взрыва, и Радужный снова содрогнулся. Сверху посыпались мелкие камни и обломки, горячий ветер принес запах гари и озона — очевидно, еще один участок стены взорвали какой-нибудь адской машиной.

Лия оглянулась и увидела, как в сопровождении черных туч в пролом магической защиты ринулась армия Тьмы. Воздух содрогнулся от громового рева тысяч глоток:

— Аргаррон!..

Лия уже в который раз прошептала заклинание, исцелившее ее раны и прогнавшее усталость. Она подбежала вплотную к площади и выглянула из-за угла разрушенного шальным выстрелом храма.

Архидемон заносил косу над сверкающей стеной кристалла, а Лоарин стоял в стороне и плел заклинание. Лия присмотрелась, а в следующий миг содрогнулась от ужаса: отец намеревался сжечь свою душу, астральную сущность, лишь бы остановить архидемона.

— Отец! — закричала девушка, но крик потонул в шуме битвы. Она не стала пытаться остановить отца — всё равно тот не послушался бы, не видя иного способа, чтобы прекратить гибель мира. Да и нельзя остановить мага, который начал процесс заклинания Последней Жертвы. По крайней мере не в силах одинокой ворожеи было сделать это.

Лия, отогнав навернувшиеся слезы, подняла жезл. Ее намерения были тверды. Отец получит ее поддержку.

Ростислав летел по Небесной Тропе, вытянув руки перед собой и чуть расправив крылья. По ощущениям выходило, что он падал, куда-то пикируя, но что-то в подсознании подсказывало, что движется юноша всё же вверх, а не вниз. Спиральный коридор переливался, словно мираж в пустыне, меняясь с каждой секундой. О силе ветра, составляющего стены астрального коридора, даже думать не хотелось.