Аргаррон не вылезал из своей крепости, построенной на месте столицы карликов, и его помощники тоже. Вся администрация завязалась на этот оплот Тьмы, но там не собирались армии и флот, не творилась могучая магия и не поднимались орды демонов и мертвецов. Вообще происходящее смахивало на обычное становление государства, если бы только не была известна конечная цель Аргаррона: возведение самого себя в ранг бога-претендента.
— Если бы я не знал Аргаррона, я бы предположил, что он взялся за ум и налаживает мирную жизнь, — сказал по этому поводу Архимаг Лоарин, и все с ним согласились. Избранник же был словно окрылен, причем не только в прямом смысле. И дело заключалось не в его успехах, вернее, не только в них. Он чувствовал себя прекрасно, когда возвращался с тренировок к себе, где его почти всегда ждала Лия, окружавшая юношу своей любовью. Она далеко не всегда была доступна, отговариваясь магическими и религиозными делами, не допускающими близости на какой-то конкретный период. Ростислав в таких случаях не настаивал, хотя иногда и сожалел, что дальше поцелуев на ночь дело не доходило.
Избранник нередко улетал из Радужного Города, становясь на Небесную Тропу. Он долетал почти до самой границы, бывал в городах и на полях острова Алашом, вселяя своим видом надежду в народ шуолов и разгоняя гнетущую атмосферу, порожденную ожиданием нападения со стороны архидемона. Ростиславу не очень нравилось всеобщее внимание, но он и без подсказки магов Радужного прекрасно понимал, насколько важно поддерживать дух народа и армии. Благо перемещение по Небесной Тропе происходило настолько быстро, что Избранник успевал за пару часов пролететь над десятком наиболее густозаселенных мест, сверкая парадными доспехами в свете солнца над городами и крепостями.
Он часто думал о родителях и примерно раз в два-три дня приходил к Ломдар-Каюну по вечерам, чтобы побеседовать с ними. Хрустальный шар с душами Максима и Анны хранился на бархатной подставке, сделанной специально для этого группой студентов-магов. Ростислав рассказывал родителям о своей жизни в Радужном Городе, а те делились с ним размышлениями.
К этим беседам пару раз присоединялись Архимаг Лоарин и Ломдар-Каюн, и тогда разговор шел о будущих телах для родителей Избранника. Ни отец, ни мать еще не выбрали, кем им стать: квостры больше похожи на людей и могли летать, но шуолы ближе к людям по своему менталитету, кроме того, их тела не несли в себе ничего нового. Ростислав высказал мнение, что обращаться с крыльями можно научиться за неделю, а потом ни за что не разучишься — как в случае с велосипедом. В Радужном Городе немало построек, к которым можно подобраться только по воздуху. Делалось так не для защиты от шуолов, а просто для удобства квостров. Шуолы обычно пользовались летающими лодками или заклинаниями левитации, если у них возникала необходимость посетить то или иное здание, предназначенное для квостров.
Несмотря на все доводы, родители колебались, и Ростислав перестал советовать. В конце концов, оба были взрослыми людьми, много повидавшими, и, уж конечно, могли сделать выбор самостоятельно…
Избранник много гулял по Радужному Городу, нередко в обществе Лии, которая демонстрировала ему величие столицы. Он жалел, что не может показать возлюбленной свой Петербург, который, несмотря ни на что, всё же любил так, как только можно любить родной город.
Больше всего в Радужном Ростислава поразили семь кристаллов высотой с девятиэтажный дом, которые излучали магическую защиту для этого города. Каждый был определенного цвета солнечного спектра.
— Не представляю, что за магия нужна, чтобы сотворить такое, — как-то сказал он Лии.
— Тут не только в магии дело. — Ворожея, стоя рядом с Избранником на балконе одной из покрытых висячими садами галерей, обнимала юношу мягким крылом. — Древние маги добыли эти кристаллы далеко отсюда, наполнили их энергией, которая теперь подпитывается от солнечного света. И чем дольше кристаллы находятся на солнце, тем сильнее защита нашего города.
— Да, тут такое ласковое солнце, — сказал Ростислав. — Я здесь загорел, как на югах…
— А «на югах» — это где? — спросила ворожея, прильнув к парню.
— Понимаешь, — начал объяснять тот, обняв Лию одной рукой, — я из северной страны, самой большой на огромном континенте и одной из самых холодных. Так вот, поскольку территория огромна, то на юге страны всё же сравнительно тепло, и туда ездят отдыхать…
— Погоди, а континент больше Алашома?
— У-у, — протянул Ростислав, улыбнувшись, — намного. Примерно… если сравнивать с моей Родиной… — Он задумался, прикидывая в уме площади Алашома и России. — Примерно как восемьдесят Алашомов.
— Ого, — удивилась Лия. — Не могу себе представить такую огромную твердь.
— Ну, это еще не весь континент, только моя страна. А еще есть океаны, в которых этот материк может утонуть при желании.
— Океан — это вода?
— Да. Соленая вода.
— Поразительно… Просто не поддается воображению! — Ростислав улыбнулся.
— Да, наверное. А мне вот непривычно, что мир не круглый и без твердой основы… и вообще мне тут многое непонятно…
— Например?
— Например, как выглядит Каенор с орбиты? И есть ли у него орбита вообще?
— Я не поняла.
— Попробую объяснить. Что будет, если всё время подниматься выше и выше?
— Крылья перестанут держать тебя.
— А если я не на крыльях? Если, скажем, я в дирижабле карликов или на летающем корабле?
— Подъемная сила с высотой слабеет. Что у парящих островов, что у дирижаблей и кораблей.
— Вот. А небо на высоте какое? Ночное, со звездами, даже если полдень, верно?
— Верно… — Лия удивленно посмотрела на юношу. — А откуда ты знаешь?
— Это знания из моего мира. — Ростислав махнул рукой. — Так вот, всё это соответствует моему представлению о мироздании. Если подниматься еще выше, там совсем не будет воздуха, а холод такой, что замерзнет всё что угодно. Включая воздух, кстати говоря.
— А почему же тогда не замерзает воздух в Каеноре и почему тут, внизу, тепло?
— Грубо говоря, именно воздух удерживает тепло солнца у поверхности, а в моем мире еще и подземное тепло греет твердь снаружи. Но что тут, в Каеноре, выполняет его роль, я не знаю. Напрашивается на эту роль лишь Великая Бездна, но исследования-то не ведутся…